Они всегда встречались после полуночи, в чудесный момент слияния «сегодня» и «вчера». Им так не хватало волшебства, и они ловили его в мелочах, попивая ледяную пепси или горячий капучино где-нибудь в дальнем углу Burger King’a. Лучше всего для таких встреч подходила середина недели, когда люди не утруждали себя ночными приключениями и мирно спали в своих бетонных коробках, ожидая нового трудового дня.
— Сегодня ездила в суд, предоставляла им документы на землю, — наконец сказала она спустя десять минут немого диалога глазами.
— И как? — он старался говорить коротко, чтобы она не почувствовала той дрожи в голосе, что он не мог унять уже несколько месяцев.
— Говорят, что организаций, выдававших эти документы, уже лет пятьсот не существует и печать не бьётся ни по одной картотеке. На следующей неделе собираются прислать уведомление, если я не заплачу налог за незаконную аренду земли.
— И сколько? — он нервно ломал пластиковую трубочку, ожидая, пока лёд внутри стакана растает и газировку можно будет пить без страха, что сведёт зубы.
— Много. Очень много. Я хотела отнести золото в ломбард, но праправнук Елисея говорит, что сейчас без документов можно здорово попасть. Золото-то — царское, чеканное. Оно стоит больше, чем весь этот город, будь он неладен, но я не могу его сдать, потому что у меня сразу всё изымут.
— Но это абсурд! — он ударил кулаками по столу так, что ложка в её кружке звякнула. Кассирша посмотрела на них искоса, а столик напротив быстро закончил свой поздний ужин, и, оставив пустые подносы, молодая пара вышла в ночь.
— Прости, — от стыда он закрыл глаза.
— Я знаю, знаю, — тронула она его костлявую руку и ничуточки не поморщилась. — Но даже будь у меня деньги, всё равно ничего бы не вышло, с ними бесполезно бороться.
— Эх, как же раньше было здорово, — он вздохнул и потянул холодную жидкость через трубочку. — Придёт Иван за Василисой, махнёт мечом, скажет пару своих заумных строк, а я ему в ответ: «Иди ты дурак, подобру-поздорову!» И схлестнёмся в битве. Всегда ему поддавался, помнишь?
— Помню-помню, — улыбнулась она ему в ответ, а в старых глазах уже стояли слёзы умиления. Она обожала, когда он ударялся в сладкие воспоминания. — Я же ему тогда про яйцо наплела и клубок дала, — вздохнула она и сделала глоток обжигающего губы кофе.
— Да… Клубок был знатный. Не то что эти google-карты. Весь лес исшерстили со своими камерами. Да и леса-то уже не осталось… Ты, кстати, видела фотку своей избушки со спутника? — вдруг засиял он и начал искать на телефоне скриншот, который сделал специально для неё сегодня утром.
— Так вот откуда у меня вода затекает, — пробубнила она, увеличивая фото двумя пальцами. — Хотя какая разница — всё равно через месяц съезжать. Я смотрела генеральный план застройки. Там планируют новых человейников налепить. Они сейчас как грибы растут. У Водяного в том году болото махом высушили и в асфальт закатали. Там сейчас парковка перед «Пятёрочкой».
— Да ну? — он хотел было улыбнуться, вспомнив об их старых разногласиях с Водяным, но потом подумал, что они совсем того не стоят.
— Ага. Он теперь комнату снимает в общежитии где-то на севере. Фотку мне присылал. Всё плесенью покрыто, говорит: «Ничего, жить можно».
— Кошмар, — он вдруг закашлялся, хлебнув слишком много шипучей воды.
— Слушай-ка, а что с Кузьмой? Он-то куда теперь, если ты съедешь?
— Говорит, что семью какую-то в городе нашёл. Правда, там излучение сильное. Wi-Fi, 5G, тяжело, но зато хозяева и дети — безобидные. Никто там сказки не читает, все постоянно в телефонах. Вот, говорит, там поселюсь и даже не заметят.
— Лишь бы не как в тот раз, когда он сбегал. А то опять разочаруется в людях.
— Он мальчик взрослый, разберётся. Ну а ты чего? Решил, что будешь делать, когда повесточку получишь? — она смотрела на него с надеждой, словно он мог придумать какое-то решение для них обоих.
— Ну… Судя по всему, золото мне не сдать. Иван помер уж как триста лет назад, а внуки его и слыхом не слыхивали кто я такой: значит, к ним идти бесполезно. Поеду в горы, там, говорят, наши своё поселение организовали. Попробую себе выбить кусочек земли или пещерку какую. Со мной не хочешь?
— Хочу конечно. Да вот только я же не ходок, сам знаешь, — постучала она костяной ногой по плитке пола, — сюда-то еле дошла. Ступу сейчас могут как незарегистрированное летательное средство арестовать, я боюсь лишний раз выбираться из дому.
— Давай Горыныча попросим нас отвезти, он быстро летает, никто не успеет засечь.
— А ты не знаешь, что ли?
— Чего не знаю?! — голос его снова дрогнул. Неужели что-то плохое? Он же не вынесет.
— Горыныч теперь в кино снимается. У него контракт на новый сериал про драконов. Скоро прославится, надеюсь. Все думают, что он — новая китайская разработка: инновационный роботизированный костюм. Наплёл им с три короба, чертяка языкастый.
— Фу-у-х, — выдохнул он и схватился за сердце, которого отродясь не было.
— Тогда давай на поезде.
— Я? На поезде? Нюхать варёные яйца и смотреть как мимо меня дети бегают без возможности их утащить? Ну уж нет. Мне проще тогда на избушке рвануть. Правда, боюсь, далеко не убежим — пристрелят.
— Я подумаю, что можно сделать. А пока давай не будем унывать, хорошо? — он накрыл её руки своими, а после пошёл к автомату, чтобы налить себе ещё газировки.
Остаток ночи они вспоминали былые времена, смеялись, шутили друг над другом и плакали. А когда коварное солнце начало отражаться от стен домов за окнами, они обнялись на прощание и пошли каждый своей дорогой.
Через неделю в дверь избушки постучали.
— Кого там нелёгкая принесла? — зашаркала она к двери, держа в одной руке кочергу, а в другой — постановление суда, где было написано, что дом нужно освободить не позднее чем через месяц.
На пороге стоял он. В руках — букет мёртвых цветов и два билета.
— Ты чего это в такую рань?
— Собирайся. Я продал меч-кладенец через интернет-аукцион и выкупил целый вагон в поезде. Мы едем в горы!
— У тебя же ничего не осталось! — ахнула она.
— У меня осталась ты! Ставь самовар, я подожду пока ты накрасишься и соберёшь свой чемодан.
Александр Райн