Главврач Арнольд Иванович пришёл на работу как обычно – за полчаса до начала рабочего дня. Он любил лично штрафовать «опоздунов» и спешил к себе в кабинет на утреннюю летучку. Жадный, строгий, вечно всем недовольный, он вышагивал по коридорам и раздавал «оплеухи» всем, кто попадался на пути: врачам, медсёстрам, пациентам. Даже те, кто находился в коме, не были защищены от порицаний и критики.

Одной своей фразой «С добрым утром» мужчина мог испортить настроение целому больничному крылу. Когда он заходил в хирургию, у людей мог заново отрасти недавно удалённый аппендикс, а в гастроэнтерологическом отделении вскрывались язвы даже у тех, кто просто пришёл проведать родных.

К его огорчению, возле двери его кабинета с докладами уже собрались все сотрудники, ожидающие утренней порции «позитива». Арнольд Иванович плюхнулся в кресло и принялся слушать.

Первой в этот раз почему-то взялась выступать заведующая хозяйственной частью. Невысокая хрупкая женщина была бледна и растеряна. Поклонившись «владыке в очках», женщина дрожащей рукой протянула ему исписанный с двух сторон альбомный лист.

Арнольд Иванович принялся читать вслух:

– Новая швабра с самоотжимом, свежая ветошь, вёдра, утюг с парогенератором… Что это такое? – он нахмурил брови так, что у женщины аппетит пропал на неделю вперёд.

– Это список необходимого инвентаря, – выпалила она и зажмурилась.

– Я в начале года выделял средства на всё, – лениво зевнул главврач.

– Денег хватило только на покупку нескольких тряпок и одного ведра на все четыре этажа. Мыть полы приходится вручную. А если говорить о…

– Вы

помните, что́ я говорил вам об этом в начале года? – перебил начальник женщину. – Денег нет!

– Помню… Но этот список составляла не я…

– А кто тогда? – главврач начал нервно ёрзать в кожаном кресле, издавая смешные звуки.

– Новая уборщица, – еле слышно пролепетала женщина. – И всё это нужно купить, – она на секунду замялась, – до вечернего обхода.

– Что-о-о-о?! – начальник прогремел так, что даже в морге через дорогу вспотели несколько покойников.

– Какая ещё новая уборщица?! Откуда она взялась?!

– Пришла ночью с инфарктом на операцию, – взял слово дежурный врач из реанимации.

У главврача кровь резко отхлынула от лица, в глазах пропала ярость и появилось недоумение.

– Что значит – пришла с инфарктом? Приехала на скорой?

– Нет. Пришла сама из другой части города и даже принесла кардиограмму, которую по пути сделала в платной клинике. Сказала, что не хочет отвлекать скорую помощь по пустякам.

Арнольд Иванович ничего не понимал.

– Что за чушь. Сколько ей лет?!

– По документам семьдесят пять, по внешнему виду – не более пятидесяти, объективно сказать сложно. Она принесла с собой два чемодана, мы втроём еле отодвинули один, когда она уже была под наркозом.

– Ничего не понимаю, – сказал главврач, и, судя по его внешнему виду, он не врал. – Она должна быть в интенсивной терапии, какой идиот назначил её уборщицей? Вы совсем с ума посходили?! – он хлопнул ладонью по столу.

– Она сама себя назначила, – пожала плечами сестра-хозяйка, – уже даже в графике уборки расписалась за первую сданную смену.

– Всё так, – подтвердил врач. – Она очнулась посреди операции и принялась отодвигать хирургический стол, а он весит четыреста килограммов. Сказала, что чувствует под ним прошлогоднюю пыль и не может из-за этого спокойно спать. Мы пытались её удержать, но всё без толку. Она легла назад только после того, как протёрла все лампы в операционной и угостила хирургов чаем с пирогами. Сразу после операции она провела полную уборку во всём помещении, продезинфицировала приборы и постирала одежду врачей.

– Что вы мне лапшу на уши вешаете?! Такого не бывает!

– Б-б-б-бывает, – промямлил заведующий кардиологическим отделением.

Коллеги тут же вытолкнули его вперед, доктор достал из кармана валокордин и начал свой рассказ:

– Её перевели ко мне в отделение, где она сразу начала устанавливать свои порядки. Окна, говорит, у вас грязные, и мир за ними такой серый и мрачный, что выздоравливать не хочется. Мы её кое-как привязали к койке – так она при помощи соседского костыля отмыла стёкла с двух

сторон и стены в палате перекрасила, не разбудив при этом никого.

– Вы что, пьяны?! – в глазах главврача сверкали молнии. Кардиолог замотал головой, но на всякий случай проверил дыхание ладонью.

– Но у нас и правда многим сразу стало легче. Утром была отмечена положительная динамика у…

– Так, хватит! – перебил Арнольд Иванович. – Пациенты должны лечиться медикаментозно! Где она?!

– Готовит обед, – пискнул с задних рядов заведующий кухней.

– Какой ещё обед?! Она же уборщица!

– А ещё гардеробщица и охранник – заменяет всех, кто был сокращён, – сказала завхоз и спряталась в тумбочке.

Арнольд Иванович выхватил карту пациентки из рук кардиолога и начал изучать.

– Что за диагноз такой – «Набекрень»? – он сурово посмотрел исподлобья.

– Это фамилия такая, – прокашлял врач. – Зовут – Ольга Прокофьевна.

– Ну что ж, пойдём познакомимся с госпожой Набекрень, – главврач быстрым шагом покинул кабинет, и вся свита докторов засеменила за ним.

Аромат горячего мясного бульона делегация почувствовала ещё в лифте.

– О боже, какой запах! – прошептал кто-то, покусывая халат товарища.

– Как будто у бабушки в гостях, – ответили ему, дожёвывая собственные губы.

– А ну, прекратить! – рявкнул Арнольд Иванович, глядя на захлёбывающихся слюной подчиненных.

Сам он даже бровью не повёл, изображая полное безразличие к запаху. Его предал желудок, который заурчал так, что киты в океане услышали и посочувствовали его голоду. Возле столовой аромат стоял совсем невыносимый. Он кружил голову, заставляя высовывать язык.

– Что здесь происходит?! До обеда ещё час! – прогудел Арнольд Иванович, глядя на собравшуюся очередь с кру́жками и ложками в руках.

Помимо обычных больных здесь присутствовали несколько человек из реанимации и те, кого ещё пару лет назад подключили к аппарату жизнеобеспечения. Главврач протёр глаза: запах бульона поднял на ноги безнадёжно прикованных к кровати людей. Это было невероятно, это было…

– Нарушение! – загорланил начальник. – Кто позволил выходить из комы без разрешения врача?

Некоторые пациенты, которые поступили сюда ещё до его назначения, смотрели на него с недоумением.

Главнокомандующий больницы сделал было шаг в столовую, но тут же был остановлен мощным голосом, который буквально сдул его, вылетев из окна раздачи:

– Куда без бахил?!

– Я – главврач! – гордо заявил мужчина и поднял с пола упавшие очки и авторитет. – А вы – пациентка! И должны находиться в палате, восстанавливаться после операции!

– Скорее

Ленин в мавзолее восстановится, чем люди в ваших палатах, – послышалась остро́та откуда-то из очереди.

Главврач не обратил внимания на эту шутку и снова направился на разговор с новой сотрудницей, но на этот раз надел бахилы – не в знак капитуляции, а для того, чтобы подать пример, как он объяснил всем присутствующим.

– Вы нарушили рекомендации лечащего врача, режим больницы и рецепт диетического меню, необходимого для пациентов! – пролаял Арнольд Иванович, ворвавшись на кухню.

Он планировал по привычке задавить человека своей харизмой. Новая повариха, которая сидя выдавливала руками сок из моркови, встала во весь рост и головой коснулась потолка.

Врач сглотнул нервный ком, губы его предательски задрожали.

– Вы начальник, вам виднее. Я лишь хотела, чтобы люди набрались сил, – пожала плечами женщина и голыми руками сняла горячую кастрюлю с плиты.

Арнольд Иванович продолжал, но уже менее уверенно:

– Что вы устроили в моей больнице? Без согласования меняете интерьер, нарушаете рецепты, выводите людей из паралича! Считаете себя умнее врачей? У вас хотя бы имеется среднее медицинское образование? Училище? Техникум?

– Есть сертификат спасателя и борца с глобальными катаклизмами. Занималась реабилитацией населений городов после цунами, землетрясений и извержений вулканов на трёх разных континентах.

– А банальная медкнижка у вас есть?

Набекрень помотала головой.

– Я так и думал. Таким не место в нашем учреждении. Суп вылить, стенам вернуть былой вид, – отчеканил главврач.

– Людей в кому вернуть? – на всякий случай спросила Ольга Прокофьевна.

– Не сто́ит, – испуганно ответил мужчина.

Набекрень вынесла кастрюлю, из которой валил густой пар, в коридор и направилась с ней к туалету. Пациенты провожали её недоумевающим взглядом. Следом за поварихой из столовой вышел главврач и обратился к публике:

– Через час будет готов рисовый суп, который положен вам по норме, прошу всех разойтись по палатам.

В воздухе повисло траурное молчание. У некоторых больных снова отказали ноги и поднялась температура.

Главврач сделал было шаг к лифту, но тут раздался боевой клич:

– Бей его!

Арнольд Иванович не успел произнести ни слова. Толпа больных и немощных сбила его с ног и принялась выплёскивать обиды физически. На удивление, пациенты из «травматологии» били не хуже, чем из «терапии» – несколько точных ударов гипсом быстро вывели врача из сознания.

Кто знает, чем бы всё закончилось, если бы не вмешалась Набекрень, которая, заложив два пальца в рот, свистом смогла остановить

не только нападавших, но и рост инфляции в стране на целых тридцать секунд.

Нокаутированный главврач лежал без движения и, кажется, не дышал. Коллеги поспешили вызвать реанимацию, но сами первую помощь оказывать не торопились. Было ясно, что никто не горит желанием спасать противного брюзгу, кроме Ольги Прокофьевны, которая ждала новые вёдра и «лентяйку». Пропустив момент с массажем сердца, женщина решила сразу перейти к искусственному дыханию рот в рот. Действовать надо было очень осторожно: дыхание Набекрень создавало внутри главы больницы давление в несколько атмосфер и могло случайно взорвать лёгкие мужчины.

– Сердце запустилось? – зевнул кто-то из докторов.

– У меня заглохший КамАЗ, простоявший неделю при минус пятидесяти, запустится, – сказала уборщица, и никто не посмел усомниться в будущем успехе.

Арнольд Иванович в предсмертном бреду доказывал апостолу Петру у райских врат, что его навыков управляющего достаточно, чтобы поменять засидевшееся «наверху» руководство, когда почувствовал, как чья-то крепкая рука вытаскивает его за шкирку в реальный мир.

– Вы мне тут своей кровью из носа все полы забрызгали, – встретила его по возвращении из мёртвых уборщица, которая в одиночестве намывала полы в совершенно пустом коридоре.

Все остальные не стали дожидаться финала и пошли обедать. Обитатели больницы гораздо больше радовались спасению супа, чем главврача.

– Псипо, – еле слышно прошуршал Арнольд Иванович, не поднимаясь.

– Что, простите? – пробасила уборщица так, что в соседнем перинатальном центре произошло несколько родов на день раньше срока.

– Спасибо, – повторил уже более разборчиво мужчина, – вы спасли меня.

– Не стоит благодарности. Теперь я могу выполнять свои обязанности? Корочки больше не требуются?

– Думаю, можете. Но отныне все свои действия прошу согласовывать со мной. Я требую полного подчинения. Вам ясно?

– Вы – начальник, ваше слово – закон, – ответила Ольга Прокофьевна, а затем скомандовала: – Ноги поднимите! Мне помыть нужно. И завтра с утра я приду убираться в вашем кабинете, чтобы до девяти часов никого там не было!

– Но… – хотел вставить слово начальник.

– А сегодня я хочу уйти на час пораньше. И не забудьте про список инвентаря. Перед ужином я зайду, чтобы всё забрать, – закончила женщина и, не дождавшись ответа, ушла на кухню принимать грязную посуду, оставив Арнольда Ивановича в гордом одиночестве.

В воздухе витал аромат мясного бульона и больших перемен.

* * *

Ольга Прокофьевна всю неделю пыталась отмыть городскую больницу номер пять. И если

двумя ведрами коктейля «вода с хлором» можно было оттереть от пятен целое отделение за сорок минут, то для того, чтобы убрать налёт депрессии, греховности и безнадёги со стен той же площади, требовалось минимум два дня и огнемёт. Но Ольга Прокофьевна не боялась сложностей – она их презирала.

Очередное утро в стационаре началось с того, что в палатах включили свет.

«Опять градусники свои дебильные притащили, сейчас я им устрою!» – не открывая глаз, думал Сергей Борисович.

Этот мужчина был самым противным пациентом хирургического отделения. Медсёстры его боялись и ненавидели. Он лежал здесь пятый раз и страдал наследственным сволочизмом, а ещё у него постоянно вылезали грыжи в разных местах. Но главной грыжей был сам Сергей Борисович. Он уже собирался обдать медсестру порцией горячего мата, когда одеяло откинулось и вместо градусника перед лицом мужчины возник вязальный крючок, зажатый в кулаке размером с голову самого Сергея Борисовича.

– Это что? – спросил он, чувствуя, как температура всё же поползла вверх.

– Творческая терапия, – ответила незнакомая ему доселе женщина и достала из кармана халата моток шерсти.

– Я не хочу, – поморщился Сергей Борисович и оттолкнул инструмент.

– Не любите вязать? Тогда – вот, – она выудила из другого кармана паяльник, – будем лечиться по-другому.

Мужчина открыл было рот, чтобы выдать от испуга и удивления что-то грязное, но понял, что забыл абсолютно весь мат.

– Ч-ч-ч-ч-то вы задумали? – прошептал он.

– Лучших повесим в палате и в коридоре, остальных – в туалете, – равнодушно ответила Ольга Прокофьевна.

Сергей Борисович почувствовал, что новые грыжи собираются вылезти по всему его телу.

– Организуем галерею, вы будете выжигать по дереву, – объяснила Набекрень и вытащила из безразмерного халата разделочную доску, а затем вручила весь набор Сергею Борисовичу.

– Но я не хочу выжигать! – запротестовал мужчина, поняв наконец, что речь идёт не о классических пытках, а действительно о творческих.

– Кисти, к сожалению, уже все заняты, – указала Ольга Прокофьевна на другую койку, где сосед по палате смешивал краски.

– Идите к чёрту! Повторяю, я не буду выжигать! И рисовать не буду, и уж тем более вязать! Мне только что вырезали грыжу, понимаете?! – Сергей Борисович был уверен, что объяснил доходчиво.

– Значит, стихи, – задумчиво произнесла Набекрень и положила на тумбочку тетрадь и ручку, а затем подошла к следующему больному.

Тот тоже изображал нежелание творить и бронхиальную астму с удушьем. Ольга Прокофьевна распознала у человека способности к

оригами и показательно сложила из пустой койки журавлика. Увидев такое, пациент быстро забыл о трудностях с дыханием и приготовился немедленно изучать древнее японское искусство, лишь бы его койка не превратилась вместе с ним в нового зверя.

Придав кровати прежний вид, Набекрень вернулась к Сергею Борисовичу, чтобы вырвать из его тетради несколько листов и передать соседу. Вдохновлённый показательным выступлением, человек-грыжа уже успел сочинить первое четверостишие и прочитал его санитарке. Та похвалила и пошла дальше по отделениям – сеять гармонию и моральное благополучие.

Тем, кто не желал искать в себе способности к созиданию, Набекрень прививала талант принудительно, вживляя его под кожу. В каждой палате, где кто-то отказывался от новых методов лечения, проводились показательные выступления, быстро приводившие в норму сахар в крови и сердцебиение. За один день количество художников и поэтов в стране резко выросло, а вот перекуры, как и приём болеутоляющих в больнице, сократились втрое – люди погружались в творческий процесс с головой и забывали о недугах и бессоннице. На стенах появились первые картины, у кроватей расстелились коврики, связанные пациентами, жалюзи на окнах сменились самодельными занавесками. Вся эта деятельность поощрялась домашними угощениями, которые у Ольги Прокофьевны имелись в неограниченном количестве.

Медленно, но верно больница начала очищаться от мрака. Тяжёлая атмосфера стремительно вытеснялась уютом, повышался коллективный иммунитет, улучшались анализы. В больнице робко пробивались первые ростки благоприятного микроклимата, и это, разумеется, заметил главврач.

Арнольд Иванович был консерватором до мозга костей, он даже как-то умудрился достигнуть соглашения с банком и до сих пор перечислял зарплату сотрудникам на сберкнижку. За такие дела полагается отдельный котёл в аду, но Арнольд Иванович был жив и, к большому сожалению его сотрудников, здоров. Когда он узнал, что санитарка пристаёт к пациентам со своими либеральными методами и параллельно вытесняет прекрасный и свойственный «дому здоровья» дух безысходности, то сразу пришёл в ярость.

Встреча их произошла у рентген-кабинета, где Ольга Прокофьевна занималась очередным святотатством – вешала на дверь кабинета еловый венок, так как не за горами были Новый год и Рождество. Все дипломатические переговоры главврач привык вести исключительно на повышенных тонах, но, увидев, как санитарка ногтем вкручивает саморез в свинцовое полотно, замешкался.

– Откуда венок? – спросил он максимально раздражённо.

– От коллег по работе, – спокойно ответила Набекрень. – Вам, кстати, тоже приготовили несколько

штук, в подсобке лежат. Принести?

Арнольд Иванович сделал вид, что не понял шутку, но внутри у него немного похолодело.

– Почему в моей больнице висят картины? Откуда, я вас спрашиваю, в урологии появился каменный фонтан «Писающий мальчик»?!

– Пациенты слепили, – ответила Ольга Прокофьевна, заканчивая вешать украшение.

– Откуда материалы? Я не выделял средств!

– Из почек, – повернулась к нему Ольга Прокофьевна и приоткрыла дверь в кабинет.

– Из каких ещё почек? – всё больше недоумевал начальник больницы.

– В основном из мужских. Мужчины в три раза чаще, чем женщины, болеют мочекаменной болезнью, – санитарка ответила так, словно говорила об очевидных вещах, которые главврач знать обязан.

– Это не развлекательное учреждение, здесь люди должны находиться в покое! А вы смеете их нагружать всяческими заданиями!

– Лучше пусть от безделья ходят курить каждые пятнадцать минут?

– А это уже не ваша забота! Вы – санитарка! – попытался Арнольд Иванович поставить на место свою сотрудницу.

– Ошибаетесь, как раз-таки моя! Они же курят на улице. Потом на ногах приносят грязь, в лёгких – внешних микробов, полы же мне мыть, так?

С этими словами Ольга Прокофьевна начала отмывать рентген-аппарат, который, к слову, работал: делал снимок пациента, который лежал на столе и, опасаясь вмешиваться в спор двух смертоносных стихий, молча ждал.

– Не дыши́те! – скомандовала женщина за стеклом, и все трое задержали дыхание.

Логика Набекрень была железной, но главврач не сдавался и, как только снова разрешили дышать, сказал:

– Вы допрыгаетесь, и кто-нибудь подаст на нас жалобу. Если дело дойдёт до Министерства здравоохранения или прокуратуры, все мы вылетим отсюда пулей: и я, и, не сомневайтесь, вы!

– Знаете, я ведь работаю в прокуратуре, – подал наконец голос тот, кто лежал на столе. – И у меня, действительно, есть несколько вопросов к вашему учреждению в связи с последними изменениями.

Голос принадлежал тому самому Сергею Борисовичу – человеку-грыже.

– Ну вот, довольны? – злобно прошипел Арнольд Иванович, глядя на санитарку.

– Не хотели бы вы пройти в мой кабинет и обсудить всё, что вас взволновало? – любезно обратился он к мужчине, который слез со стола.

– Да, пожалуй, – буркнул Сергей Борисович.

Мужчины двинулись по длинному коридору, Ольга Прокофьевна шла следом, соблюдая дистанцию шпиона.

– Поймите, – начал главврач, заложив руки за спину, – мы никогда прежде не устраивали подобного. Просто наша новая санитарка слегка «того», – он сделал

многозначительный жест, покрутив пальцем у виска.

Сергей Борисович понимающе кивнул.

– Мы иногда идём у неё на поводу, так как работа у неё сложная, и не каждый согласится у нас работать. Всё же больница, пациенты, страдания – мало кто захочет трудиться в таком месте.

Сергей Борисович снова кивнул.

– Но я прекрасно понимаю, что её методы – это недопустимый формат! Детский сад! Самоуправство! Она считает, что вот такая вот мазня, – он показал на картину маслом, – это путь к душевному спокойствию, которое необходимо пациентам! Лично меня это отпугивает, приводит в ужас! Какая-то дрянь!

– Это моя картина, на ней я изобразил свою семью за обеденным столом, – спокойно сказал Сергей Борисович.

Арнольд Иванович, побледнев от стыда, прочистил горло:

– Прошу прощения, я не знал… Но вы же, как я понимаю, знаете, что это недопустимо в медицинском учреждении. Мы сегодня же всё снимем, а больным выдадим компенсацию за моральное угнетение. Думаю, что усиленный ужин поправит дело, как считаете? – главврач смотрел на Сергея Борисовича с нескрываемой надеждой в глазах.

– Как раз об этом я и хотел поговорить, – сказал мужчина.

– Прекрасно!

– Видите ли, я в вашей больнице лежу уже пятый раз и впервые увидел мясо и свежие овощи на обед.

– Простите? – удивлённо посмотрел на пациента Арнольд Иванович.

– До прихода вашей новой кухарки-санитарки я ел одни, откровенно говоря, постные помои. И был сильно удивлён, когда суп стал похож на суп, а в рисе, к слову, рассыпчатом, появилась рыба, а не дешёвые рыбные консервы.

Арнольд Иванович бледнел всё сильнее, ноги его начали заплетаться, язык онемел.

– Я спросил у Ольги Прокофьевны: в чём дело? Почему еда теперь такая вкусная? Она ответила, что так положено по норме, и показала мне рецепты. Получается, что раньше меня недокармливали, как и всех остальных.

– Я… я… я… – не мог найти слов главврач.

А человек-грыжа продолжал:

– О чём вы тут заботитесь? О здоровье пациентов или о своём благополучии?!

– Разумеется, о пациентах! – воскликнул главврач, но звучало это так же неубедительно, как и его обещание новогодней премии каждый год – никто не поверил.

Тем не менее, больной ответил:

– Сегодня я в это верю.

Арнольд Иванович облегченно выдохнул. За ним по коридору тянулся мокрый след от пота, который вытирала Ольга Прокофьевна.

– Ваша Набекрень мне доказала, что здесь есть люди, которые о нас заботятся! И, – они подошли к кабинету главврача, – если я узна́ю, что вы её незаслуженно уволили, полетят головы! Вам всё ясно?! –

посмотрел он в по-щенячьи невинные глазки Арнольда Ивановича.

Тот кивнул.

К ним подошёл лечащий врач Сергея Борисовича.

– Грыж больше нет. Ни одной! – сообщил он, держа в руках рентгеновский снимок. – А ещё у вас остеохондроз, как бы это странно ни звучало, рассосался. Удивительно, если честно. Первый раз такое вижу. Выписываем.

И доктор вручил ему медицинскую карту.

– Ясно вам? Вот так нужно лечить! Творческим подходом! Ни одной грыжи! Впервые за пять лет! – рявкнул пациент, а затем повернулся к Ольге Прокофьевне и прочитал вслух с листка:

– Над последней строчкой нужно поработать, – ответила Ольга Прокофьевна.

«Грыжа» понимающе кивнул.

– Арнольд Иванович, нам бы моющий пылесос приобрести для больницы и пару новых кастрюль, – обратилась санитарка к начальнику при пациенте.

– Хо-ро-шо, – проскрипел главврач и попытался испепелить взглядом наглую уборщицу.

– И зарплату пора бы всем на карточку переводить, – добавила она.

– Может, вас в отпуск оплачиваемый отправить после двух недель работы?!

– Не сто́ит. А то вы тут уныньем обрастёте без меня и опять начнёте воду выдавать порционно.

Арнольд Иванович улыбнулся так кисло, что у проходящих мимо пациентов свело зубы.

– Держитесь её! – похлопал по плечу главврача Сергей Борисович. – А я через пару месяцев приду к вам с проверкой! И чтоб картины висели!

После этого он пошёл в палату за своими вещами, по дороге придумывая новое окончание для своего стихотворения.

Ольга Прокофьевна сделала реверанс, от которого коридор слегка расширился, и отправилась в столовую готовить обед.

В воздухе прогремели первые пушки. Пахло войной и рыбным супом.

* * *

Одним поздним январским вечером, когда на улицах города умирал очередной понедельник, главврач сидел в кофейне и ждал своего осведомителя.

Бариста в третий раз за три часа долил кипяток в бледный чай скупого посетителя, когда на пороге возник мужчина в плаще и с медицинской маской на лице. Воровато оглядываясь по сторонам, гость подсел к Арнольду Ивановичу и достал из-под плаща папку, но отдавать её не спешил.

– Было непросто достать. Зачем вам это? – поинтересовался скрытный тип у Арнольда Ивановича.

– У меня война с Набекрень. Я пытался победить официальными методами, но это невозможно. Эта женщина криминально

безграмотна. За месяц работы в моей столовой она украла только два килограмма яичной скорлупы для своей рассады и весь жмых из заварки – для аквариума с чайным грибом.

Мужчина в плаще понимающе кивнул.

– Несколько раз я оставлял её наедине с неконтролируемым медицинским спиртом – думал, поймаю на пьянстве. И почти сработало. На скрытой камере было видно, как она отхлёбывала из бутылей, не разбавляя концентрат водой. А потом оказалось, что она споласкивала рот и шла протирать дверные ручки, обеззараживая их дыханием. После того как она в очередной раз закончила уборку, я приказал сдать анализы. Спирт полностью выветрился, в крови не было и 0,1 промилле.

– Думаете, что это как-то вам поможет? – прошептал таинственный гость и, в очередной раз оглянувшись на пустой зал, протянул папку.

– К чему такая конспирация? – удивился главврач.

– Вы плохо знаете О. П. – она слышит и видит сквозь целые кварталы. Бороться с ней – всё равно что стучать молотком по бомбе. У неё нет слабостей. Супермен, не иначе.

– У каждого супермена есть свой криптонит, нужно только поискать, – деловито заметил главврач и достал из папки медицинскую карточку своей санитарки. – Так, посмотрим, прививки: от всех видов гриппа, коклюша, малярии, брюшного тифа, японского энцефалита, жёлтой лихорадки и ещё ряд вакцин от болезней позапрошлого столетия. Хм, – мужчина протёр очки и открыл стоматологическую карточку, – был удалён всего один коренной зуб.

– На самом деле зуб был удалён врачу, хуком справа, когда на осмотре Набекрень он сказал, что она жадина и в её возрасте такие здоровые зубы – оскорбление для платной медицины, – пояснил незнакомец в плаще.

Список болезней был скуден и не имел перспектив. На́чало казаться, что инфаркт, с которым Набекрень пришла в больницу, был приобретён ею нарочно. Исходя из данных медицинской карты, её кровь хоть сейчас можно использовать как вакцину от ряда тяжелых заболеваний.

– А вот и криптонит, – потёр руки главврач, которого внезапно осенило.

– Что такое? – удивился мужчина в плаще, и даже сквозь маску было видно, как широко открылся его рот от любопытства.

– Здесь нет ни единой записи о ветрянке! – победоносно заявил Арнольд Иванович и собрался уходить.

– Э, а вознаграждение? – возмутился осведомитель.

– Вот вам сертификат на десять бесплатных процедур ФГДС. Не благодарите. – Главврач протянул бумажку и быстро вышел прочь.

В течение двух дней Арнольд Иванович поднял все свои связи и договорился с другими главврачами, чтобы отныне всех тяжёлых «ветрянщиков», попавших в стационар, отсылали к нему.

Главврач прекрасно понимал, что у него в больнице появился ценный работник – первый человек, который не только наконец-то заменил мигающую восемь лет лампочку в вестибюле, но и отмыл от позора все душевые и туалеты. Но это всё равно не отменяло того печального факта, что из-за новых трат на «якобы положенную» туалетную бумагу, мыло и кондиционер для постельного белья, он вынужден был сдать путёвку на Майорку и поехать отдыхать в Ейск.

* * *

Набекрень вытаскивала провалившийся в канаву трактор, когда к воротам больницы подъехало два автобуса с пятнистыми людьми внутри.

– Ольга Прокофьевна, подготовьте, пожалуйста, отдельные палаты для наших новых пациентов, – сказал главврач, и от ледяного злорадства в его голосе весна как будто отодвинулась на несколько лет.

Сразу после этих слов он поспешил в свой кабинет и, заперев дверь на два врезных и три навесных замка, принялся ждать. Вся эта идея с ветрянкой казалась мужчине идеальной тактикой. По его задумке немолодая Набекрень, заразившись, должна была слечь надолго, а после, поняв, что работа в больнице – это риск, уволиться. Единственным слабым местом в этом плане было то, что сам Арнольд Иванович не успел переболеть ветрянкой в детстве и теперь тоже находился под ударом. Но ему-то контактировать с больными совсем не обязательно. Он рассчитывал, что переждёт войну в кабинете, а сразу после победы нацепит на себя медаль «За отвагу» и расформирует «пятнистый полк».

Уборщица в последний раз дёрнула за ковш, и тот, издав что-то вроде скулежа, наконец оторвался. Обрадовавшийся тракторист собрался было домой, но Ольга Прокофьевна протянула ему лопату и сказала, что снег всё равно придётся убрать, ведь никто не заставлял садиться пьяным за руль, а если он против… – уборщица засадила деревянную лопату по штык в промёрзшую землю и кивнула в сторону канавы. Так, без лишних слов, она смогла чётко донести свою мысль и одновременно закодировать коллегу.

Главврач только собирался налить себе чаю, когда в дверь его кабинета «ненавязчиво» постучали, и вся мебель вместе с ним немного сдвинулась к окну.

– Арнольд Иванович, вы здесь, – было неясно, спрашивает ли Набекрень или утверждает.

Она продолжала «ненавязчивый» стук, от которого замки́ один за другим падали и раскалывались пополам. Главврач чувствовал себя Троей, осаждаемой греками. Он пропищал было что-то о том, что сильно занят, но, когда косяк начал выворачиваться внутрь, а стул, подпирающий дверь, превратился в табурет, стало ясно, что пару минут для диалога он всё же найдёт.

– Инфекционное отделение забито, – еле пролезла голова Набекрень в образовавшуюся щёлку, в которую с лёгкостью мог

бы пролезть целый Троянский конь.

– К-к-к-ак это? – спросил, собравшись с духом начальник. – В-в-чера же б-б-было пусто.

– На местном консервном заводе директор решил сэкономить на питании своих сотрудников и накормил их продукцией родной фабрики. Итог – массовое отравление второй степени. Все палаты заняты. Не ваш, часом, родственник этот бизнесмен? – без грамма сарказма в голосе спросила Ольга Прокофьевна.

– Нет, не мой. Разместите новеньких в коридоре, – выдал, поразмыслив, главврач.

Набекрень отдала честь и исчезла.

Арнольд Иванович осознал, что лучше всего будет перейти на дистанционное командование, и желательно, чтобы дистанция была равна двум областям. Взглянув на потрёпанную дверь, он решил, что безопаснее будет выйти через окно, пусть оно и на четвёртом этаже. Дальше план был прост: уйти через задние ворота, пересечь гаражный кооператив, а там по заснеженным дачным участкам выйти к железной дороге. Мама Арнольда жила за четыреста вёрст – как раз хватит, чтобы не заразиться от Набекрень.

Дрожащими от страха и холода руками он вцепился в отвесную пожарную лестницу и пополз вниз – шаг за шагом.

– Нужно ваше присутствие, – в порыве ветра послышался голос Ольги Прокофьевны.

Арнольд Иванович решил, что начинает сходить с ума. Он оглянулся по сторонам, но санитарки нигде не было.

– Здравствуй, паранойя, – печально произнёс вслух мужчина.

Он сделал ещё шаг вниз, и нога его нащупала твёрдую почву. Это было странно, ведь он преодолел всего один этаж. Главврач потоптался на месте и попрыгал для верности – поверхность была неровной, но надёжной и хорошо амортизировала.

– Вы закончили? – спросила «земля» под ногами.

Арнольд Иванович медленно опустил взгляд вниз и увидел, что топчется на груди Набекрень.

Руки сами отцепились, и, издав печальный крик, врач метеором полетел вниз. В какой-то момент он даже хотел сгореть в атмосфере, уйти, так сказать, красиво, на пике своей карьеры, но не набрал нужную скорость и потух в сугробе.

– Там новые пациенты требуют вашей аудиенции, – сказала Ольга Прокофьевна, спускаясь вниз по лестнице.

Арнольд Иванович немного покопался в снегу, собирая своё достоинство, а потом спросил:

– Зачем?

– Люди недовольны тем, что их забрали из тёплых палат и собираются поселить в коридоре.

– Вы с ними контактировали? – крикнул он Ольге Прокофьевне, отбежав на сорок метров.

– Только с автобусом. Он забуксовал на въезде, пришлось толкать. Пациенты заперлись и отказываются выходить. Требуют встречи с главврачом. Угрожают отказом от госпитализации.

– Мы не ведём переговоров с больными! – гордо заявил Арнольд Иванович и вытряхнул снег из ботинка.

– Прикажете расстрелять их зелёнкой и парацетамолом через стекла?

– Ладно, пойдёмте, я с ними поговорю.

Арнольд Иванович подошёл к автобусам и, достав рупор, начал воздействовать на пациентов психологически: угрожал им комфортным коридорным светом и близостью к туалету. По его словам, занимать очередь на процедуры и для сдачи анализов теперь нет необходимости – люди могут это делать, не вставая с коек, палаты – это прошлый век, прогресс – наше всё. В конечном итоге его торжественная речь окончательно убила в больных веру в медицину, и они были согласны на что угодно, лишь бы не оказаться в стенах его больницы.

– Я вам заплачу́, – негромко произнёс главврач, когда автобусы начали разворачиваться на парковке.

Понимая, что из-за собственных меркантильных целей он опустил престиж и без того не самой популярной больницы в городе ниже плинтуса, Арнольд Иванович тяжело вздохнул.

– Вы не виноваты, – сказала Набекрень.

– Конечно, я не виноват, – огрызнулся главврач, – виноваты вы! Из-за вас люди не хотят лежать здесь! Поздравляю, репутация больницы на нуле!

Он поступил привычно – переложил вину на другого и, очистив таким образом совесть, побрёл к себе в кабинет, гордо пиная по дороге ледышки.

Уже вечером, собираясь домой, Арнольд Иванович услышал странный шум в коридоре. Звуки голосов и топот ног быстро приближались к его кабинету.

«Должно быть, юристы, – подумал главврач, – пришли угрожать судами за необоснованную перевозку больных между медучреждениями».

Он был готов. Встал, налил себе целый бокал коньяка и приготовился стойко отражать нападение. Дверь распахнулась. На пороге появилась Набекрень.

– Чего вам? – утомлённо спросил главврач.

– Пришла восстанавливать престиж, – как всегда спокойно ответила санитарка и отошла в сторону.

За её спиной толпились несколько десятков человек в зелёных пятнах. Они потоком хлынули в кабинет, отчего Арнольд Иванович в ужасе попятился назад, опрокидывая по пути стулья. Все как один нездоровые на вид люди заявляли:

– Мы хотим у вас лечиться! Ольга Прокофьевна провела нам экскурсию, очень вкусно накормила, показала, как у вас тут чисто и уютно! Мы готовы лежать хоть в котельной! – восторженно кричали обливающиеся по́том больные.

Кто-то крикнул:

– Ура больнице номер пять!

Дальше прозвучало троекратное о́спенное «ура».

Из толпы вышла Ольга Прокофьевна и, положив на стол начальника задний мост одного из автобусов,

который днём покинул территорию, заявила:

– Ваша репутация восстановлена, можете быть спокойны. – А после повела всех больных в сторону инфекционного отделения.

Арнольд Иванович дрожащей рукой поднёс ко рту бокал и осушил его, чуть не выбив при этом свои передние зубы.

Температура повышалась, в воздухе пахло бриллиантовым зелёным.

* * *

План Арнольда Ивановича сработал – Ольга Прокофьевна подхватила-таки ветряную оспу. И даже тот факт, что он сам оказался под ударом, не омрачал ситуацию: напротив, он был рад незапланированному отпуску.

Главврач никогда не лечился в собственной больнице – он же не мазохист. Проще сразу напиться серной кислоты, чем доверить своё здоровье тому, кому ты начисляешь отпускные.

Вариант «потемпературить дома» Арнольд Иванович даже не рассматривал. Он любил сервис – когда лекарства кладут тебе прямо в рот, а на зелёнку дует молоденькая медсестричка. Должность и связи позволяли ему выбрать любое медучреждение, что он и сделал, выбрав для своего лечения элитную частную клинику доктора Х. А. Пуги.

Параллельно с ним Ольга Прокофьевна переносила ветрянку в тяжелой форме в стенах родной больницы. Когда у неё под мышкой растаял третий градусник, лечащий врач назначил молиться.

– Чудо, что вы ещё живы! С вашей формой болезни необходимо обильное питьё и постельный режим, ни в коем случае нельзя переносить болезнь на ногах, – обеспокоенно произнёс доктор.

– Ты мне зубы-то не заговаривай. Где номерок, я спрашиваю? – сурово смотрела на него Набекрень, держа в руках пальто.

– Да нет у меня его, потерял! С каких пор в гардеробе для персонала появились номерки?

– С тех самых, как уволившийся терапевт на прошлой неделе ушёл в трёх пуховиках.

– Я – ваш лечащий врач! Вы не имеете права меня задерживать! – нервничал мужчина.

– А я – ваш гардеробщик, на моей территории вы не имеете права в принципе, – произнесла спокойно Прокофьевна, а затем, принимая халат, спросила: – И куда это вы собрались с рабочего места?

– Домой, – немного сконфуженно ответил врач.

– Разве уже половина пятого?!

Вопрос повис в воздухе, словно грозовая туча. А поскольку молния обычно бьёт в самый высокий предмет, врач на всякий случай присел на скамью.

– Так ведь… Толик же сейчас исполняет обязанности главврача, можно порань… – доктор в ужасе прикрыл рот ладонью: он внезапно осознал, что совершил роковую ошибку и мысленно уже получал от своих коллег по шее.

– Что за Толик? – протянула раскатисто Набекрень.

Врач вскочил с места и, пригнувшись, словно в него

действительно может ударить молния, выбежал из больницы прямиком в метель, оставив пальто на жертвенном алтаре гардероба.

* * *

Толик имел право подписи всех документов. По официальной версии он был назначен для замещения главврача в больнице, а по неофициальной – в тюрьме.

Харизматичность этого руководителя была на уровне кофейного аппарата: когда он был чем-то недоволен, то просто молча вибрировал и плевался. Несмотря на богатый опыт и статус заместителя, никто не называл его по имени-отчеству. Даже сотрудники банка, которые предлагали по телефону очередной кредит, обращались к нему на «ты» и «слышь».

Каждый раз, когда Толик заступал на пост, в больнице наступала анархия: процедуры отменялись, анализы подтасовывались, спирт разбавлялся.

Ольгу Прокофьевну новый режим не впечатлил. Следуя рекомендации врача не переносить болезнь на ногах, она, сидя на стуле, ловила дезертиров словно рыбу – подсекала за петельку на одежде напольной вешалкой. Развешивала тут же – на крючках, особо буйных глушила медицинским справочником.

– Всех тебе не переловить! – неуверенно кричал главный инфекционист, когда толпа врачей брала дверь штурмом, который Набекрень подавила зевком и массовым промыванием желудков.

Ситуация накалялась. Свалившаяся на голову свобода заставляла людей идти на неоправданные крайности: Ольге Прокофьевне угрожали и предлагали взятки. Коррупцию Набекрень лечила горчичниками, угрозы – тёртой редькой. Народные препараты прикладывались к участкам тела, отвечающим за выработку гормонов «приключений» и туго перевязывались шерстяными шарфами.

Понимая, что рыба гниёт с головы, Набекрень решила навестить Толика и поговорить о его методах ведения дел. Выйдя на улицу, она увидела, что вкус безнаказанности почувствовали не только врачи, но и весь остальной персонал.

Доро́ги были занесены снегом, который уже доходил до пояса, но высокая температура тела уборщицы растапливала его в мгновение. Ольга Прокофьевна входила в сугроб, как раскаленный металл – в масло.

В главном корпусе дела́ обстояли намного хуже: пациенты курили вместе с младшим персоналом на лестнице, больные из кардиологии делали ставки на футбольный матч, проходивший между командами хирургии и травматологии в коридоре, врачи вместо лечения обсуждали сериалы, помещения не проветривались.

– Так не пойдёт, – сказала Набекрень и засучила рукава.

Вся в зелёнке, похожая на Халка и такая же неудержимая, она шла к сестринскому посту, хватая по дороге за шкирку всех, кто был в уличной обуви, и заворачивая их по голову в бахилы.

– Начальник у себя? – спросила уборщица и

подняла голову вверх, словно могла видеть сквозь бетонные перекрытия.

Девушка кивнула, а сама трясущимися руками набрала номер охранника. Телефон зазвонил в кармане у Наберкень.

– Слушаю! – глядя прямо в глаза медсестре, ответила Ольга Прокофьевна.

Девушка замотала головой:

– Пр-ростите, ошиблась номером.

* * *

– Вы тут главный? – спросила Набекрень у человека в халате, который спал в кресле главврача. На столе перед ним стояла пустая рюмка.

Мужчина протёр глаза, расправил плечи, прочистил горло, а затем встал в полный рост и ответил:

– Нет, я проктолог. Он там. – И показал на чулан.

Ольга Прокофьевна открыла дверь, и перед ней предстал заместитель начальника, которого моль поедала вместе с халатом.

– Вы – Анатолий Геннадьевич, исполняющий обязанности главврача? – спросила Набекрень.

– Кто? – удивленно переспросил мужчина.

– Толик – это вы?

– Ах, да-да, это я. Чем-то могу помочь?

Судя по зашуганному виду мужчины, помощь требовалась ему.

– Вы – руководитель и должны навести порядок в больнице. Призвать врачей к дисциплине, – заявила Набекрень, обливаясь по́том и чувствуя, как всё её тело ломит.

– П-п-п-призвать? – плевался Толик.

– Именно! Вы должны показать, что вы здесь главный! Вам доверили управление! Начните с проктолога – вон он, курит сигару вашего начальника.

Толик осторожно выглянул из укрытия и, столкнувшись взглядом с проктологом, быстро спрятался.

– Не хочу, – испугано ответил зам.

– Почему? Разве вы не видите, что он позволяет себе лишнее? – недоумевала Набекрень.

– Вижу. Но он же проктолог, – прошептал Толик и поднял указательный палец вверх – для придания значимости словам. – С такими людьми нельзя ссориться. Сегодня я его, а завтра – он…

Ольга Прокофьевна, понимая, что нужно подать пример, вышла из чулана и, подойдя к нагло курящему врачу, максимально спокойно произнесла:

– Пошёл вон отсюда.

Проктолог надменно выпустил в лицо Набекрень облако ароматного дыма.

Уже через секунду шокированный Толик наблюдал за тем, как врач уползает из кабинета, выпуская дым из своей профессиональной зоны.

– Видите, нельзя их бояться! – повернулась Набекрень к заму, который решил бороться со стрессом по привычке – сбежав в обморок.

Вылив на него ведро воды и два ведра нашатыря, Прокофьевна так и не смогла добудиться начальника: Толик впал в спячку и был убран назад в чулан – до весны.

* * *

Арнольд Иванович лежал в своей личной палате и потягивал

кислородный коктейль, когда вдруг почувствовал странный запах.

Он нажал на кнопку на пульте, и меньше чем через десять секунд, появилась медсестра.

– Вы чувствуете это? – морщил нос мужчина и смотрел по сторонам, словно всё вокруг было пропитано чем-то неприятным.

– Н-н-нет, – удивилась девушка. – А чем пахнет?

– Как будто… Как будто… – мужчина пытался вспомнить, – как будто комиссия должна вот-вот нагрянуть или прокуратура.

Сразу после этих слов распахнулась дверь, и на пороге появилась Ольга Прокофьевна. Зелёная, как рождественская ель, вся увешанная охранниками и полицейскими, она шагнула в палату.

– Вам сюда нельзя! – завизжали в голос медсестра и Арнольд Иванович.

– Вы должны вернуться в свою больницу, – устало произнесла Набекрень. – Там нужен начальник.

– Вы что, не видите? Я болею! И вы, как я погляжу, тоже!

– Ваш заместитель не справляется.

– Пока меня не выпишут, я отсюда ни ногой, – прорычал главврач.

Ольга Прокофьевна понимающе кивнула, затем закрыла дверь и подпёрла её медицинским сейфом. После этого она сняла все ручки с окон и, стряхнув с себя стражей порядка, достала откуда-то ведро.

– Что вы задумали?! – испуганно спросил Арнольд Иванович.

– Будем вас выписывать, – холодно ответила Ольга Прокофьевна.

– Выпустите нас немедленно!

– Не могу, – замотала головой Набекрень.

Она извлекла из своих карманов огромное количество коричневых пузырьков и начала выливать их содержимое в ведро.

Люди пытались вырваться: боролись с неподъемным сейфом, хотели разбить окна, но ничего не получалось.

Закончив наполнять ведро, Ольга Прокофьевна взяла в руки широкую малярную кисть и нанесла на всю палату и её обитателей такую йодовую сетку, что её полезные свойства были видны из космоса. Когда йод впитался, улетучилась не только ветрянка. Все, кто находились в эпицентре лечения, были полностью очищены от физических и психологических недугов: у них пришёл в норму водно-солевой баланс, прошла бессонница, исчез кариес. Вдобавок у охранников выпрямились сломанные в юности носы, а у лысых полицейских отросли волосы. Кроме того, восстановился облетевший фасад здания, а вместе с ним – и весь асфальт в радиусе километра.

Спорить было бесполезно – Арнольд Иванович был выписан и прямо в пижаме доставлен в больницу верхом на плечах Ольги Прокофьевны. Общими усилиями начальника и санитарки порядок в больнице был восстановлен в течение десяти минут. Всех прогульщиков и лентяев наказали, но, по просьбе Набекрень, не очень сурово.

Толика достали из чулана,

разбудили и отправили в отпуск – подлечить нервы. Заместитель главврача ещё несколько лет боролся со своей боязнью сигар и вообще остро реагировал на курение. Зато поборол свой страх перед проктологами.

Топор войны был зарыт на неопределённый срок. В отношениях между начальством и обслуживающим персоналом началась оттепель.