«Отдать всё ближайшему, действительно нуждающемуся в них человеку», — написал Евгений Романович записку и, засунув её в старую спортивную сумку, набитую деньгами, застегнул молнию и выбросил всё это в окно.
— Вот так. Летите ко всем чертям, — буркнул он, отряхивая руки, словно только что в них был пакет с протухшим мусором, и, стуча своей тростью по старому полу, застеленному протертым до деревянного настила линолеумом, побрёл в спальню — дожидаться окончания очередного дня.
***
Евгений Романович и его жена Антонина прожили в этой квартире на последнем этаже старой хрущевки сорок два года. И почти с первого дня, как они заселились сюда, Евгений заявил, что хочет съехать. Всё его здесь раздражало, обо всём он отзывался примерно так: грязный район, хитрые и злые соседи, близость проклятой федеральной трассы, слишком ленивые коммунальные службы, слишком наглые голуби… Даже солнце, ему казалось, светит здесь чуть хуже, чем везде.
— Обожди пока с тратами. Зачем тебе эти занавески? Накопим денег и переедем в нормальный дом, поближе к морю, чтобы хоть на старости лет пожить, а там и уют наведем как следует, — часто говаривал он за ужином, когда Тоня просила купить что-то в дом.
Евгений Романович вёл счет каждому рублю. Он не терпел необдуманных трат и всегда с упоением рассказывал жене о том, как будет хорошо, когда они наконец-то съедут, а она и не спорила. За романтический настрой она и полюбила этого ворчуна. С ним она была готова на рай в шалаше, лишь бы он был счастлив.
Деньги копились неохотно. То на лечение зубов надо было отложить, то на внезапный штраф, в который Тоня вляпалась на работе, разбив случайно редкую дорогую вазу, привезенную для выставки. А ещё — налоги, подарки родственникам, ремонт старой стиральной машинки и затем покупка новой, покупка мобильных телефонов, отпуск, куда семейная пара съездила за сорок лет один-единственный раз. Евгений Романович отрывал эти деньги как от сердца, но все же накопления продолжали медленно, но верно расти.
А потом у него перестали слушаться ноги. Какие-то проблемы с суставами — сам он мало что понимал в диагнозах. Ходить становилось всё тяжелее, на работе попросили рассчитаться…
Теперь Тоня работала за двоих и откладывала лишнее в сумку, которая была им вместо копилки. Пока однажды в жаркий июльский день сердце её не остановилось… Вместе с ним остановилась и вся остальная жизнь вокруг Евгения.
Денег в сумке почти хватало на маленький домик в ста километрах от моря, который они вместе с женой присмотрели во время отпуска. Еще месяц-два от силы, и можно было бы продать квартиру, сложить все деньги и переехать. Но теперь Евгений Романович не видел в этом смысла. Смысла вообще больше не было ни в чём. Всю свою жизнь он любил только жену. Она была ему единственным другом и опорой, а без неё и переезд, и сами деньги потеряли всю свою ценность. И он решил избавиться от них.
«Я всю жизнь мечтал, чтобы кто-то вот так взял и подарил мне денег на все мои хотелки. Может, тогда бы не пришлось ждать и работать так долго и мы бы успели хоть немного пожить для себя… Пусть хоть кому-то повезёт так, как не повезло нам», — размышлял он о выброшенных в окно накоплениях, переворачиваясь с боку на бок на своем старом, скрипучем диване.
***
Паша шёл по улице, опустив глаза в асфальт и прикидывая, как бы ему изловчиться взять кредит, заложив тёщину дачу, когда прямо перед его носом на асфальт шлёпнулась тяжелая сумка.
— Совсем, что ли, с башкой не дружите? Чуть не убили! — заорал он, подняв голову и погрозив кулаком невидимому метателю сумок. — Опять эта школота ненормальная беспредельничает, наверное, учебники свои решили выбросить, обормоты! Сейчас я до ваших родителей доберусь! — расстегивая молнию, кричал на весь двор Паша.
Завидев внутри деньги, он резко подобрел, залился румянцем и как-то даже зауважал молодёжь.
— Ну да, всё верно прилетело. Я — ближайший нуждающийся, — кивнул Паша, прочитав инструкцию к пользованию финансами. Он давно хотел купить новую машину взамен старому металлолому. — Да тут, походу, и на гараж хватит, — взвешивая в руках драгоценный груз, прикинул он вслух и, воровато оглядевшись по сторонам, побежал домой.
— Паш, я, конечно, очень рада, что ты можешь купить теперь машину и гараж, но тут же прям вот черным по белому написано — нуждающемуся. Ну нет острой нужды же, давай не будем грех на душу брать? — строго смотрела жена на Пашу, когда он обрисовал ей ситуацию и пообещал, что теперь тёщина дача останется неприкосновенной.
— Да ты шутишь, что ли? Какой дурак от такого откажется? Такой шанс раз в жизни выпадает, причём буквально — из чьего-то окна или самолета, или откуда она там выпала, — показал Паша на сумку.
— Нет. Мы так не поступим. У Сорокиных, вон, ребенок родился, надо им деньги отдать.
— С-с-с-с-сорокиным? — заикаясь, переспросил Паша. — Да у них двушка, в отличие от нас! И иномарка! Зачем им деньги?
— Не спорь, бери сумку и иди, — скрестила руки на груди жена.
— Можно я хоть пару пачек возьму? Я же их нашел…
— Отдать нужно всё, как в записке сказано, понял меня?
Еле передвигая ватные ноги, Паша побрёл в соседний подъезд, держа заветный груз на плече.
— Да-а-а-а… Интересная, конечно, история, — причмокнул Сорокин, разглядывая сумку. Рука его сама тянулась к манящим купюрам, но он несколько раз одергивал её. — Слушай, не могу я…
— Да бери ты, не выделывайся, — обидчиво буркнул Пашка.
— Да не могу, говорю! Мы никому не сказали, — голос Сорокина сделался тише, а глаза быстро стреляли туда-сюда, — но нам родственники скинулись на выписку сына из роддома, а ещё… — он вздохнул так, словно делал признание, — на работе мне премию хорошую дали. В общем, пока у нас трудностей не предвидится. Не могу я поэтому взять.
— Вы с моей женой, часом, не родственники? — спросил на всякий случай Пашка. Но Сорокин, не поняв шутки, замотал головой. — И что с ними делать? — вздохнул тяжело Паша, глядя на сумку.
— Слу-у-у-шай, а давай Светке из третьего подъезда отдадим. Она ближайшая нуждающаяся.
— А кто это?
— Да есть тут одна… Её на прошлой неделе затопил какой-то пропойца сверху. Светка сказала, что с него ничего не вытянешь. У него — ни копейки, квартира на брата оформлена, а брат за границей живет и на связь не выходит, а этот вообще без прописки и без работы. Короче, наша клиентка.
— Ну да, ну да… Ты прав. Потоп — это плохо, надо помочь, — согласился Пашка, и они вместе с Сорокиным поспешили к потерпевшей.
— Не надо мне ваших денег, — с порога заявила Светка. — Квартира в ипотеке, и мне банк на следующей неделе должен выплатить страховку, за которую я уже пять лет отчисления делаю. А этот «водяной» мне теперь взялся весь ремонт в ванной переделывать. Я его пинками туда загнала и закрыла, пока он не протрезвел и не вспомнил, что он отделочник со стажем. В общем, с утра до вечера теперь плитку кладёт, герметит, красит. А еще обещался душевую кабину сделать вместо старой пожелтевшей ванны. Рукастый, гаденыш, оказался. Вчера ужином его угостила, сегодня — завтраком, уже дверь не запираю, так он сам не уходит, — ехидно улыбнулась Светка. — Поселился, как плесень в тепле, — да я и не против. Боюсь, что сглажу, если ваши деньги возьму. Меня мать всегда по рукам била, если я копейку какую на улице подбирала. Говорила, что нельзя брать деньги, если они не твои. Кроме несчастья ничего не получишь. Вот я и не хочу рисковать.
Паша уже начинал нервничать. Деньги он забрать не может, но и отдать тоже никак не получается.
— Вроде смотришь — люди небогатые вокруг, все в проблемах, а как копнешь поглубже, так все сплошь интеллигентные олигархи, — ворчал он, когда они вместе со Светкой и Сорокиным вышли из супермаркета, где предложили деньги многодетной матери, что работает кассиром. Но оказалось, что женщина трудится там ради репутации мужа-чиновника, которого недавно подозревали во взяточничестве. А тут эта сумка с деньгами на глазах у покупателей…
— Слушайте, а давайте Евгению Романовичу деньги отнесём, у него жена недавно скончалась, — предложил Сорокин. — Он дядька вредный, конечно, но живёт явно небогато. У него с ногами какие-то проблемы, не работает вроде, а до пенсии ему еще лет пять.
— Ой, этот хмырь старый вечно нас с женой за шум в подъезде отчитывает, когда мы разговариваем на ходу, — поморщился Пашка.
— Да, мне он тоже не нравится, — согласилась Светка. — Но если всётак, как ты говоришь, то, конечно, надо ему отдать — это будет правильно.
***
— Шутники, что ли, местные? — насупился Евгений Романович, когда троица пришла на его порог и протянула ему его же сумку с деньгами. — Не нужны мне эти деньги, — отмахнулся Евгений Романович и уже было хотел уйти, но ему не дали.
— Берите и не выпендривайтесь, хотя бы дверь замените. Вашу, походу, еще с египетских гробниц снимали, — фыркнул Пашка.
— А чего вы между собой их не поделили? — удивился Евгений. — Или вам мало? Хотите еще, что ли? — подозрительно окинул он всех взглядом.
— Зря вы так, — обиженно сказал Сорокин, а затем рассказал, как они пришли к такому решению.
— Я даже не знаю, что сказать… — жуя от стыда губы, ответил Евгений Романович.
Дослушав историю до конца, он предложил всем войти. В старой, но чистой кухне, разлив по кружкам чай, он не без труда поведал свою историю, а в конце, когда у всех в глазах стояли слёзы, предложил:
— Давайте в детский дом всё отдадим, раз послал Бог таких принципиальных меценатов на мою голову.
— Точно, а давайте! — обрадовался Пашка.
— На том и порешим, — улыбнулся Евгений Романович и направился в ванную комнату.
— Детский дом — это хорошо и правильно, — прошептал Пашка.
— Правильно-то правильно, спору нет, да вот только дяде Жене тоже бы помочь как-то надо, — задумчиво произнёс Сорокин. — Это же его деньги. Он всю жизнь ради них работал, а так ничего и не получил в итоге.
— Можно купить ему тот самый домик у моря, — подала голос Светка.
— Он не согласится. Видели, как глаза у него загорелись, когда он сам же про детский дом предложил?
— Верно, — стучал пальцами по столу Сорокин. — Как бы всё это совместить, чтобы все довольны были…
— А может, бесплатный санаторий для сирот на море? — выдал вдруг Пашка, отхлебнув чаю.
Сорокин посмотрел на него так, словно увидел впервые.
— Да ты гений! Добавим из своих, кто сколько сможет, привлечем ещё несколько человек и откроем санаторий, где он будет всем руководить. Дядька он вроде неглупый, за порядком любит следить, всё считает… А тут и одиночества его лишим, и работу дадим, и мечту осуществим.
— Точно! Классно придумано! — захлопала в ладоши Светка.
— А меня спросить не хотите? — раздался голос Евгения Романовича из коридора.
— Вот блин… Надо было хотя бы как-то подготовиться… Жаль, такой план хороший был, — грустно прошептал Пашка, окидывая взглядом остальных.
— Всё равно ничего не выйдет, — обреченно произнёс Евгений Романович, заходя на кухню. — Тут ведь ремонт ни разу не делался… Боюсь, что никто не купит эту халупу за нормальные деньги… И не хватит на эту вашу авантюру. А на то, что все остальные вокруг такие же безумные филантропы, только дурак будет надеяться.
— Ремонт беру на себя, — встала из-за стола Светка. — Есть у меня один мастер… Надо только его из виду не выпускать.
— А я на себяорганизационные и юридические вопросы возьму, — кивнул Сорокин. — Попробую через начальника разузнать, может, через какую-нибудь госпрограмму протолкнем.
— А я, а я… — начал было придумывать варианты Пашка, но никак не мог предложить ничего путного.
— А ты удачливый, на тебя деньги сами сваливаются. Найди, пожалуйста, такое место, где все печали забываются в один миг, — грустно улыбнулся Евгений Романович.
— Найду, — пообещал Пашка и рванул к себе. Его жена как раз проходила стажировку в агентстве недвижимости, продающем жильё по всей стране и за рубежом.
***
Общими усилиями и под руководством Светки в квартире Евгения Романовича был сделан ремонт, что позволило неплохо продать ее. На жилье у моря все равно не хватило, но, добавив в сумку недостающую сумму, команда смогла найти дом в живописном сосновом бору на берегу тихой речки. Евгений Романович с энтузиазмом взялся за обустройство своего нового пристанища, которое с лихвой заменило его мечту. Пашка, Сорокин, Светка и ее новый друг помогали чем могли.
А ровно через год все они снова встретились на торжественном открытии санатория дяди Жени, куда приехали первые обладатели бесплатных путевок.
Александр Райн